Сегодня в Пензе и по всей России отмечается Всероссийский Олимпийский день. В спорте завоевать олимпийскую награду сравнимо с полетом в космос. В Пензенском государственном университете 16 выпускников достигли такого успеха. Среди них — Александр Кожевников.

В конце сезона выдающийся выпускник Института физической культуры и спорта ПГУ, легенда хоккея Александр Кожевников приехал в Пензу, чтобы наградить победителей областного турнира среди любительских команд, названного его именем. Он нашёл время для визита в свою альма-матер, где 10 апреля пообщался со студентами о первых коньках, тяжёлых тренировках и незабываемых матчах.

ДОСЬЕ «УНИВЕРСИТЕТСКОЙ ГАЗЕТЫ»

Кожевников Александр Викторович родился 21.09.1958 г. в Пензе. Хоккеист, нападающий, заслуженный мастер спорта СССР (1982). Выпускник пензенской хоккейной СДЮШОР. Учился на факультете физического воспитания Пензенского государственного педагогического института имени В. Г. Белинского в 1976–1978 гг. В 1983 г. окончил ГЦОЛИФК (Москва) по специальности «преподаватель физического воспитания, тренер по хоккею». Играл за «Дизелист», Пенза (1975–1977), «Спартак», Москва (1977–1986), «Крылья Советов», Москва (1986–1989, 1990/91, 1995–1997), АИК — Швеция, «Дарем Уоспс» — Великобритания (1989/90), «Рапперсвиль» — Швейцария (1990–1993), «Блед» — Словения (1993–95). Чемпион мира и Европы среди молодёжных команд (1977) и среди команд взрослых (1982). Чемпион Олимпийских игр (1984, 1988). В чемпионатах СССР/МХЛ/России провёл 498 матчей, забросил 243 шайбы. Награждён орденом «Знак Почёта» (1982), Почёта (2011). Член Зала славы отечественного хоккея (2011). Член Совета Легенд Ночной хоккейной лиги, хоккейный эксперт и комментатор.

— Родился в Пензе. Первое время жил «в болоте» — в Маньчжурии. Знаете такой район? — начал рассказ о своём детстве сам гость. — Потом переехал жить сюда, рядом с вами — на улицу Карла Маркса. Учился в 1-й школе, откуда меня «с почётом» выгнали в 9-м классе. Окончил ШРМ № 1 (школа рабочей молодёжи), поступил в Пензенский педагогический институт на факультет физического воспитания, а через год уехал в Москву.

Играть в хоккей начал поздно — в десять с половиной лет.  Хоккей стал для меня чем-то святым. Просто влюбился в этот вид спорта и даже не думал, что стану чемпионом. Где я жил, там болото: чуть иней — я на льду, ну и провалился пару раз даже. Вот так хотелось кататься! Слава богу, был стадион «Труд», на нём заливали лёд. Раньше там проходили мотогонки ещё. В день я катался — пахал — по восемь часов, чтобы в 15 лет попасть в сборную. Я, конечно, не думал, что попаду в сборную, но желание и стремление были, потому что наша сборная всё выигрывала тогда. Слава наших игроков меня и привела в сборную страны.

— У некоторых спортсменов, особенно занимающихся с раннего возраста, происходит эмоциональное выгорание. Было ли оно у вас и как с этим боролись?

— Никакого выгорания у меня никогда не было. У меня была сумасшедшая любовь к спорту. Начинал я с футбола, хорошо играл, должен был даже ехать в спортшколу в Ростов. И до 15 лет у меня была «ломка»: выбрать футбол или хоккей. Но любовь — такая вещь... Я почему в хоккей-то пошёл? Мне подарили коньки. Раньше были такие «дутики» без задников. Рвали старые учебники и вшивали в коньки иголками в качестве задников. Так хотелось играть, кататься! Правда, картон рвался быстро. А мне подарили профессиональные коньки «экстра», в которых играли в «Дизелисте». Пришёл Василий Иванович Ядренцев, мой тренер, принёс коньки. Вам будет смешно слышать: на лезвии была пластмассинка, красивые такие! Я спал в них три дня, пока ждал, когда на «Темпе» лёд зальют!

— Как вас заметили в Пензе и пригласили в московский «Спартак»?

— Мы же на турниры ездили. Турниров было много: первенство молодёжи, юношеских команд. Посмотрели: вроде гожусь. Спросили меня, поеду ли я. Согласился. Мы уехали с Сашей Герасимовым, царство ему небесное. Москва большая. Нас высадили, как сейчас помню, на Арбате. Жара была, градусов 40. Асфальт плавится, мы одни. В Пензе просто: прошёл пешочком отсюда, уже в центре, всех знаешь. А в Москве поселили на какой-то базе. Ну мы подумали, месячишко покантовались и в Пензу обратно вернулись, на родину.

— Вы хотели когда-нибудь играть за петербургский СКА?

— Нет. Я «спартач». Только «Спартак»! Я расскажу, откуда это началось. Там, где мы жили в детстве, стояли дома и грузовые вагончики обычные. В таком вагончике на две семьи у нас была кухня, это квартирой считалось. Мой папа, он был водителем, царство ему небесное, часто ругался с мамой (они все ушли). Он не трогал её, но ругался. Когда папа приходил нетрезвый и ругался с мамой, у меня это вызывало какую-то ненависть, потому что мама — это святое! Но сил ещё не было, чтобы ответить, подраться. Так вот, он болел за ЦСКА, а я в противовес за «Спартак» начал болеть. Потом, когда я вырос, он перестал ругаться. Кто знает, если бы такого не было, может, и ЦСКА бы полюбил.

— Какие приметы вы соблюдали на соревнованиях?

— Конёк завязывал, начиная с левой ноги, всё время. Но для этого была причина. Я был длинный в юности, это я сейчас так поправился, таким «свинюшкой» стал. А был «мосол» 1,92 м ростом и «галоши» 46-го размера: ходил, хлопал как гусь лапчатый. Раньше коньков было мало. Бывало, что коньки в команду присылали не 46-го размера, а 44-го. Приходилось завязывать с той стороны, какая нога меньше болит. А потом это перешло просто в привычку, вот до сих пор и завязываю с левой ноги, даже когда с ветеранами играю. Настраиваться всё равно надо же.

— Вам никогда не хотелось в молодости бросить занятия спортом, в то время как ваши сверстники гуляли, делали что хотели, а вы постоянно трудились на тренировках, на сборах?

— Честно сказать? Мы всё успевали: и погулять, и со сборов сбежать на ночь, и пивка попить до утра. И утром ещё пахать. Убегали компанией: если «спалился», то и все «спалились». Зато ответственность распределялась на 3–4 человека.

Но надо учитывать, что нагрузки сумасшедшие в хоккее. Сейчас ещё полегче стало, а раньше тренировки были в девять, в три-четыре и вечером — кроссик. Особенно летом... У величайшего тренера, прирождённого психолога Анатолия Владимировича Тарасова, царство ему небесное, нагрузки были просто невероятные, люди со штангой спали в буквальном смысле. Утром встаёшь, а тебе эти блины от штанги, надо приседать, другие упражнения делать. Зато эти нагрузки давали силу, чтобы канадцев побеждать. Игр было мало, всего 44 игры за сезон. Поэтому и такие тренировки были. И если ты не выдерживаешь таких нагрузок — то всё, ты уходишь.

Это просто природа: выживает, кто умеет выживать...  Бог и родители дали тебе состояние организма, что ты можешь переламывать себя. Любая игра — это же перелом. Если ты проигрываешь, то надо переломить ситуацию, чтобы выиграть. Через не могу, выжимать из себя что-то. А это должны быть гены. Так же, как и с чувством времени. Специфический дар. Вы можете определить какой-то момент за секунду, а я за доли секунды. Ба-бах, и я это чувствую нутром. Например, что кто-то находится у меня за спиной. И это вы никогда не натренируете, как бы это не было, может быть, кому-то больно слышать. Это Божье всё. Мне повезло, что у меня это есть.

— Когда вы первый раз столкнулись с энхаэловцами, какие были ощущения от их уровня игры, от скоростей?

— Площадка маленькая, а так-то какая нам разница? В менталитете различия были: они вели себя как подлецы. У нас система была другой: сильно хамить не разрешали. Долго терпели их поведение. Шведы и чехи любили поплеваться, такие нации — проигрывать не умеют и начинают гадостью заниматься. Только когда совсем уже мы не выдерживали, тренер позволял ставить их на место. Потому что отвечать тоже нужно было уметь, чтобы потом они себя в рамках держали.

— Как вас приглашали в НХЛ?

— На турнире в Канаде приходили с чемоданом денег. Говорили: «Вот это аванс тебе. Такой же будет зарплата в год». Но был Советский Союз, мы любили Родину. Деньги, конечно, были нужны, несмотря на то что мы, спортсмены, неплохо зарабатывали в советское время. Но психологически деньги большой роли не играли. Было два варианта: предать Родину или остаться здесь.

— Есть матчи, которые до сих пор вспоминаете, самые важные, на ваш взгляд?

— Они растворяются со временем. Все важные. Возьмите игры в сборной — каждая важна. Но если выделить, то 1984 год, наверное. Там, на Олимпиаде в Сараево, все матчи были с предельно серьёзным подходом. Потому что команда СССР в 1980-м проиграла с позором американцам. И мы решили: если снова проиграем, то пойдём пешком через Северный полюс. А когда вернёмся, то все тогда про нас уже забудут...

— Каким вы видите развитие студенческого хоккея?

— Я тоже играл за институт, когда учился. В СССР студенческим спортом занималось спортивное общество «Буревестник». И несколько раз я участвовал в студенческих турнирах. Если не ошибаюсь, в Пензе тогда мы заняли второе место, проиграв в финале Челябинску. В Советском Союзе было очень много соревнований. Почему меня из школы-то выгнали — потому что приходилось много играть.

Что касается нынешнего положения дел, я считаю, соревнования среди университетов должны быть обязательными. Знаю об опыте Московской лиги. Например, в Российском экономическом университете им. Г. В. Плеханова есть хорошая команда. Из неё двух игроков забрали в детско-юношескую спортшколу. Они не могли в своё время попасть, а благодаря игре в студенческой лиге были приглашены.

Сейчас в спортшколах смотрят больше на финансовые возможности. А в наше время было по-другому. Помню, в 1978/79 г. мы поехали на молодёжное первенство командой в 9 (!) человек, то есть на два звена, и кто-то один оставался на площадке при смене. Заняли, кстати, 4-е место (а если бы Тарасов приехал с нами, то 1-е заняли бы). Это говорит, что раньше не могли добрать спортсменов. А сейчас люди хотят заниматься, а их не берут. Но можно и другим путём искать кадры — через школы и университеты. Что, кстати, американцы делают, в этом они молодцы. Ведь дети растут по-разному. Кто-то позже может раскрыться. Система в наших ДЮСШ неправильно выстроена, к сожалению.

— Кто вам импонирует из современных хоккеистов?

— Мне нравится Артемий Панарин. Нравятся техничные игроки. И Кирилл Капризов здорово играет, и Саша Овечкин. Но от Панарина всегда ждёшь, что что-то он сейчас выкинет, какой-то финт, который никто не ожидал.

— Вы учились на тренера, а сейчас тренируете?

— Нет. Это не моё. Я попробовал себя в роли тренера, в «Спартаке-2». Но мне больше нравится с друзьями общаться, чем постоянно быть в полётах и переездах. Быть тренером также не всем дано.

— Тренером должен быть человек авторитетный, с какими-то достижениями за плечами?

— Не думаю. Необязательно. Должна быть любовь и уважение детей к тебе как к тренеру. Если они будут любить своего тренера, то будут выполнять всё, что он хочет, даже какие-то тяжёлые нагрузки.

— В каком возрасте лучше всего отдавать ребёнка в хоккей?

— Моё мнение — отдавать на занятия хоккеем лучше всего в 5–7 лет. Дети по-разному растут, как цветки. Надо выдерживать и понимать, что он готов к этому. Если его будут заставлять, он «наедается», и у него идёт нежелание. А надо, чтобы он сам шёл. Когда приводят родители — это не его выбор, не его желание. Ему станет тяжело — он бросит сразу. Я пришёл сам. У многих, с кем я играл вместе, это был не их выбор. Поэтому лучше прислушиваться к своему ребёнку.

Записал Максим Битков,
«Университетская газета», № 4 (1786) от 4 мая 2023